Андрей Матвеев - Полуденные песни тритонов[книга меморуингов]

Поэтому с «Истории Лоримура» и до «Замка одиночества» я один писатель, а с «Indileto» — другой. Даже на два года менял пол.[73]

Вообще–то «Indileto»[74] не роман, это такой клип очень длинный.

А еще — стрелялка и ходилка.

Там поэтому два финала.

Два финиша.

Два кабысдоха.

Для себя я знаю, что все заканчивается именно в первом. Но если кому не нравится — то пожалуйста, вот вам второй. В первом герой погибает, во втором он сам мочит всех уродов. «Indileto» я очень люблю. Почти так же, как «Летучего голландца». Все остальные свои романы я тоже люблю, даже написанные тем Андреем Матвеевым, которого уже давно нет, и те, которые написаны Катей Ткаченко:

«Ремонт человеков» и «Любовь для начинающих пользователей».

Если бы что я и изменил сейчас в «Ремонте…», так это ввел бы сцену женской любви.

Тогда помешала пресловутая правда текста.

На самом никакой правды текста не существует. Роман, который диктует свои правила игры — плохой роман, наверное, я могу сказать, что все мои романы — плохие.

Это не кокетство, это просто мгновенно пришедшее озарение.

Они плохи потому. что в одном из них главный герой — гг — не хотел стать властителем мира, в другом он не эмигрировал, в третьем не вызвал напрямую дьявола, в четвертом не сделал чего–то еще.

Ну а главная героиня тоже какого–то по счету романа — соответственно, гг — не переспала с одной странной рыжеволосой женщиной, хотя очень этого хотела.

После чего одну я убил, вторая забеременела.

И все это — враки!

Они должны были вначале иступлено вылизывать друг друга, а потом, перекошенные и взбешенные от счастья, пойти убивать мужиков. Всех подряд, чтобы улицы их города заскорузли от потоков крови. Обе в черной коже и с автоматами в руках.

И распевающие на два голоса «МЕНЕ, МЕНЕ, ТЕКЕЛ, УПАРСИН!»

Ну а про «Любовь для начинающих пользователей» говорить вообще стыдно!

Идиотское желание написать т. н. позитивную книгу, да еще под женским псевдонимом, лишило меня глобального удовольствия — когда не какой–то псевдо, т. е., невсамделишный, а самый настоящий маньяк похищает красноволосую Симбу, прячет ее в кладовке своей городской квартиры, плевать тут на все переклички с «Коллекционером» Фаулза, гораздо забавнее другое — потная, голая Симба клепает баннер за баннером, думая о том, что она сделает с этим ублюдком, графом Дракулой, ну а он, естественно, мечтает о грядущей сладкой минуте, когда все баннеры будут сделаны и вот тогда он сможет напиться ее сладкой–пресладкой крови, но тут вовремя появляется придурошный пятнадцатилетний племянник, насмерть укладывает маньяка Дракулу, играя с ними в Quake, после чего Симба для начала занимается с ним оральным сексом, ну а после и вовсе лишает девственности, а из компьютера Дракулы внезапно раздается голос лежащего тут же, на полу, покойника, обещающего, что они еще встретятся.

В ЭТОЙ ЖИЗНИ…

Вот это, я понимаю, были бы романы!

Наверное, когда выйдет «Летучий Голландец»[75], я тоже найду, к чему придраться.

Хотя главное в другом — к счастью для меня самого все эти книги уже написаны, а значит, я никогда не буду заниматься их переписыванием, менять сюжетные линии и сочинять другой финал.

В конце концов, если они именно так написались, то это было надо.

Кому?

Это тот вопрос, на который мне никогда не ответить.

39. Про Катю Ткаченко

Я действительно не знаю о ней ничего, что просто обязан знать мужчина, проживший с женщиной изо дня в день два года.

Причем — ни на минуту не расставаясь.

ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, НИ НА МИНУТУ!

Например, я не знаю, сова она или жаворонок, хотя могу догадываться, что сова, как и я, и где–то в два ночи уже ложится спать, а встает не раньше десяти. Но не исключено, что я ошибаюсь, и все обстоит совсем наоборот — она просыпается в семь утра, а в одиннадцать вечера уже спит.

И тем более, я не знаю, КАК она спит, например:

предпочитает засыпать на спине или — на животе?

А может, на боку или свернувшись калачиком?

Храпит она или посапывает?

Спать предпочитает голой или в ночнушке?

Толкается во сне или нет?

Взять только сон — и уже множество вопросов, хотя я ведь должен знать о ней все.

Даже не так:

Я ДОЛЖЕН ЗНАТЬ О НЕЙ АБСОЛЮТНО ВСЕ,

но выходит, что я практически ничего не знаю.

Спросите меня, какой у нее любимый парфюм и я начну мямлить.

Понятия не имею, хотя понимаю, что она должна как–то пахнуть.

Ей тридцать два года и она просто не может не пользоваться запахами.

НО КАКИМИ? И как часто она их меняет? И предпочитает что–то свежее, легкое, или наоборот — тягучее, тяжелое, дурманящее голову партнера?

Марки перечислять бесполезно, я все равно не угадаю, вот что предпочитает моя жена — мне хорошо известно, а что Катя…

НЕТ, НЕ ЗНАЮ!

И это касается не только парфюма.

Я ведь понятия не имею, какое она носит белье. Явно, что не чистую синтетику, но дальше дремучий лес — какого цвета, гладкое или кружевное, насколько белье это вызывающе, а может наоборот — верх целомудрия? Последнее, конечно, навряд ли, но не исключено, что таким образом она скрывает какие–то свои комплексы, ведь они есть?

ЕСТЬ! НО О НИХ Я ТОЖЕ НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ!

Я не знаю, как она болеет и как переносит месячные, какие у нее сексуальные пристрастия, даже какой у нее голос — и это мне неведомо. То же самое можно сказать и о ее оргазмах, о том, бреет ли она лобок или пользуется какими–нибудь кремами, хотя не исключено, что предпочитает просто чуть подравнивать там бритвой, но я ведь все равно понятия не имею, какого там у нее цвета волосы!

А КАК ОНА ГОТОВИТ?

Что любит на завтрак? Что на обед и на ужин? Пьет вино или предпочитает более крепкие напитки?

ИНТЕРЕСНО, А КАТЯ ТКАЧЕНКО ЛЮБИТ ТАНЦЕВАТЬ?

ХОДИТ ЛИ ОНА В КИНО?

СЛУШАЕТ ЛИ МУЗЫКУ, А ЕСЛИ ДА, ТО КАКУЮ?

Самое смешное, что на часть этих вопросов я сам отвечал в разных виртуальных интервью, не на интимные, конечно, а на те, что называют «светскими».

Но ведь отвечал я, а не Катя, потому все эти ответы — мои, она бы, скорее всего, ответила по–другому.

И это самое странное, ведь Катя — это я.

Я хорошо помню, как она появилась на свет. Передо мною лежал листок бумаги, на котором были четыре имени и четыре фамилии.

— Какая лучше? — спросил я.

— Вот эта! — ответили мне и показали пальцем.

КАТЯ ТКАЧЕНКО.

— Почему Катя Ткаченко? — спросил меня через несколько месяцев Борис Кузьминский.

— Не знаю! — ответил я, не лукавя.

И до сих пор не знаю, хотя у меня есть одна версия, но лучше я ее оставлю при себе.

Гораздо интереснее другое:

ПОЧЕМУ ОНА ВООБЩЕ ПОЯВИЛАСЬ НА СВЕТ.

Просто я начал писать роман. Очередной. Он должен был называться «Иллюзии любви и смерти», мне это название до сих пор нравится.

И начал я его писать от лица женщины, чему тоже была своя причина.

За сколько–то месяцев до того я закончил предыдущий роман, «Indileto», в самом конце которого герой переодевался в женщину.

Делал из себя женщину.

Перевоплощался в нее.

Так было надо, чтобы выжить — бывает, всякое бывает, и не только в книгах.

Я до сих пор помню, как мучился, пока он был вынужден копаться в женском гардеробе. Как точно называется это, а как — то? И как это надо одевать? И что должно лежать в сумочке?

— Ты сошел с ума! — сказала жена, но начала отвечать на вопросы.

Между прочим, после всего этого безумия мне временами нравится напялить на себя какую–нибудь ее тряпку и внезапно появиться перед всеми домочадцами.

Особенно я им нравлюсь в черной шелковой комбинации — с моими–то волосатыми руками и ногами!

Они просто катаются со смеху, я — тоже.

А роман, который должен был называться «Иллюзии любви и смерти», начинался просто:

ВЫВЕСКА ГЛАСИЛА «РЕМОНТ ЧЕЛОВЕКОВ»…

Один раз я на самом деле увидел вроде бы такую вывеску, но когда подошел поближе, то на ней оказалась совсем другая надпись. Там действительно было про ремонт, но дальше шло или слово «приборы», или нечто подобное по смыслу.

Никакого «Ремонта человеков», но в голове у меня щелкнуло и в ближайший же свободный день я написал первую главу.

Потом так же быстро еще две, а затем роман замолк. Покинул меня, оставил, можно сказать — бросил.

Почти на четыре с половиной месяца, на все лето и на первые две недели осени.

За это время мы с семьей съездили в Испанию, потом меня сократили на работе, потом из печати вышла моя многострадальная книжка о рок–н–ролле, потом я понял, что у меня нет денег, потом я впал в депрессию, потом наступило 11 сентября.